— В определенном смысле, — сказал Люсьен, сдерживая нетерпение.
— Ну а за кого, скажи на милость, выйду я? Разве мне не нужно подумать о себе?
— Справедливо.
— Ты на меня не злишься, кузен?
Он посмотрел на свои крепко сплетенные пальцы. Следующий миг должен решить все. Если Розе его идея придется не по вкусу, ситуация зайдет в тупик, во всяком случае, она станет именно такой, какой ее видит Александра. Что хуже всего, тогда уже ничего не удастся ни подтасовать, ни обойти: все должно быть правильно и честно, иной результат ее не устроит.
— А если я предложу тебе подходящую кандидатуру?
— Ну, если это человек знатный… Ты ведь имеешь в виду своего друга, виконта Белтона?
— Он как будто пришелся тебе по душе.
— Еще как пришелся! Он мягкого нрава и никогда не сердится — что бы я ни сказала, только смеется.
— Да уж, Роберт и в самом деле такой.
— Но если и я ему по душе, почему он так рано откланялся вчера вечером? А мама сказала, что ему не до развлечений…
Люсьен тотчас сообразил, что явилось настоящей причиной внезапного ухода его приятеля, вернее, кто. Старая ведьма без устали плела свою гнусную паутину, и надо было поскорее отбить у нее всякую к этому охоту.
— С Робертом я разберусь сам, а ты скажи мне вот что: сделав тебе предложение, получит он согласие или нет? Только не думай сейчас о своей матери!
— Ну… если ты дашь за мной хорошее приданое…
— Я буду очень щедр, Роза, об этом можешь не беспокоиться.
— Тогда… тогда я выйду за виконта!
— Только помни, никто не должен об этом знать!
— И особенно мама. Видишь, я не дурочка, кузен!
Наконец-то Люсьен смог вздохнуть с облегчением!
— Благодарю, кузина.
— Не спеши с благодарностью, — возразила Роза, поднимаясь. — Виконт еще не сделал мне предложения.
— Сделает, будь уверена! Да, черт возьми, сделает, даже если для этого придется придушить его!
— Нельзя ли принести мне хоть какие-нибудь часы? — спросила Александра у Томкинсона. — Тогда я по крайней мере смогу следить за ходом времени.
— Будет исполнено, мисс Галлант, — откликнулся лакей, лицо которого успело за это время несколько осунуться.
Никакого сочувствия к нему Александра не испытывала — узник ненавидит тюремщика, даже если тот стережет его по чужому приказу. Достать Люсьена было за пределами ее возможностей, и она отчасти утешалась, терзая его приспешников.
— Вот и хорошо. Письмо скоро будет готово.
— Да, мисс Галлант.
Дверь закрылась, заскрипел засов. Александра с улыбкой прислонилась к пустому стояку для бутылок. Хотя ей не хотелось сознаваться в этом даже себе самой, она начинала по-настоящему наслаждаться ситуацией. Никто никогда не бросался со всех ног, чтобы выполнить малейшую ее прихоть.
— Чего бы еще попросить, а, Шекспир?
Терьер поднял голову, сонно приоткрыл один глаз и снова задремал в облюбованном месте под туалетным столиком. С тех пор как Томкинсон снабдил его сочной бараньей костью (такой громадной, что ее едва удавалось таскать в зубах), пес совершенно примирился и с подвалом, и с заключением.
Александра вернулась к письму, запечатала его и надписала адрес. Когда с этим было покончено, явился Томкинсон. У него, в самом деле, был усталый вид, он опасливо заглянул в дверь, словно ожидая всяческих сюрпризов. Увидев Александру на безопасном расстоянии, он отворил дверь пошире, чтобы другой лакей мог протиснуться в нее с часами, которые прежде украшали каминную полку в гостиной.
— Эти подойдут, мисс Галлант?
— Вполне. Вот письмо. Надо, чтобы оно было отправлено немедленно.
Щека Томкинсона задергалась.
— Я не могу этого сделать, не получив разрешения его сиятельства.
Такой ответ ничуть не удивил Александру, тем более что письмо предназначалось Эмме Гренвилл.
— Тогда разыщите графа как можно скорее. Кстати, прошу поставить его в известность — Шекспир оставил для него подарок вон в том углу.
Томкинсон кивнул и вытолкал другого лакея в спину, поскольку тот казался неспособным сдвинуться с места.
Оставшись одна, Александра обошла подвал, выискивая повод для очередного каприза и размышляя над тем, что Томкинсон, изнуренный непрестанными требованиями, просто обязан рано или поздно забыть про засов на двери. В подвале было только одно окно, под самым потолком. Совсем узкое, оно к тому же заросло снаружи виноградной лозой, почти не пропускавшей свет сквозь завесу крупных листьев.
Александре пришло в голову приставить к стене табурет, и она немедленно воплотила эту идею в жизнь. Сиденье было мозаичное, скользкое; к тому же пришлось подняться на цыпочки, чтобы дотянуться до рамы, которая слегка подалась наружу, едва Александра ее толкнула. Соскочив на пол, она огляделась, ища, чем расшатать ветхое дерево. Столовый нож, подошел бы как нельзя лучше, но его унесли вместе с подносом, как только она закончила есть, а все остальное, хоть отчасти пригодное для этой цели, Люсьен удалил за пределы ее досягаемости.
Александра сделала досадливую гримаску, уселась и какое-то время сидела не шевелясь, напрасно напрягая ум. Принять свою участь означало бы сдаться на милость Люсьена, позволить манипулировать собой, как он это делал с другими. Не для того она годами лелеяла свою независимость, чтобы вот так вдруг от нее отказаться.
Внезапно кое-что вспомнив, Александра бросилась рыться в своем дорожном сундуке и вскоре обнаружила заколку для волос с тремя длинными витыми зубцами — единственное украшение, доставшееся ей в наследство от матери по причине его дешевизны.